Нина Мюррей: И NIH, и РФФИ продолжают поиск. В областях, где будут совместные интересы, появятся новые программы

У нашей страны и США давняя история взаимоотношений в области здравоохранения. Что бы ни говорили и делали политики, медики обеих стран никогда не прекращали совместной работы. Новый атташе по здравоохранению Посольства США в Москве Нина Мюррей — о разработках вакцин времени холодной войны, жарких спорах в комитете по здравоохранению комиссии «Гор-Черномырдин» и о новом формате сотрудничества: паритетных программах на основе грантовой соревновательной модели.




— Нина, вы новый человек в посольстве США, который отвечает за связи между странами в области медицины. Но ведь сотрудничество не вчера возникло? 

— Конечно, нет! Канва связей между Россией и США в области здравоохранения довольно прочная и существует давно.

— Хотя узоры, случалось, на ней бывали разные? 

— Даже в 50-е годы прошлого века, на пике «холодной войны», между обеими странами происходил обмен медицинскими специалистами. В 1955 году началось сотрудничество в кардиологии, в 1956 — в разработках вакцин против полиомиелита. В конце 50-х по инициативе советского вирусолога Михаила Чумакова в СССР первыми наладили производство живой полиомиелитной вакцины, созданной американцем Альбертом Сэбином, и провели клинические испытания. Именно благодаря вакцине появились условия для ликвидации полиомиелита во всем мире. Известно, что наши страны очень тесно сотрудничали и в вопросах искоренения оспы.

— Знаю, что в разное время было несколько совместных комитетов по развитию здравоохранения с участием обеих стран…

— Первый комитет появился в 1973 году, когда после визита в Москву Ричарда Никсона наши страны подписали соглашение о сотрудничестве в области медицинской науки и здравоохранения. Между Министерством здравоохранения и социального обеспечения США и Минздравом СССР тогда даже установили «горячую линию» — телетайп с двумя алфавитами. Были намечены три основные области: кардиология, онкология и гигиена окружающей среды.

— Известный хирург Валерий Шумаков однажды показал мне обложку русскоязычного журнала «Америка» тех лет  с изображениями корабля «Союз — Аполлон» и искусственного сердца как символов совместного технологического прорыва. 

— Сотрудничество между американским National Heart, Lung and Blood Institute, входящим в структуру NIH (Американские институты здравоохранения) и российским кардиологическим центром шло очень интенсивно и в 80-е годы. Коллеги рассказывали мне, что даже в 90-е годы, когда сотрудничество двух стран в области кардиологии формально не было приоритетным, кардиологи из National Heart, Lung and Blood Institute попросили, чтобы их все равно включили в состав участников совместных встреч.

— В 90-е годы российским медикам понадобилась помощь? 

— Было несколько таких эпизодов. Например, в 1992 году из США через USAID (Агентство международного развития) поставляли зеленых мартышек в Институт полиомиелита, чтобы можно было продолжать тестировать нейровирулентность полиомиелитной вакцины и не останавливать ее производство. Позже это  агентство много работало в России в области борьбы с ВИЧ/СПИДом и туберкулезом. Связи активизировались, когда в рамках комиссии «Гор-Черномырдин» в 1994 году обе страны подписали соглашение о сотрудничестве в области здравоохранения и биомедицинских исследований, а в 1999 продлили его на пять лет. Тогда же был создан новый российско-американский комитет по здравоохранению, вошедший в число других комитетов комиссии «Гор-Черномырдин». Основные направления работы комитета включали развитие первичной медико-санитарной помощи, диалог в области реформы здравоохранения, борьбу с туберкулезом, диабетом, санитарное просвещение и ряд других. В рамках деятельности комиссии американские специалисты сотрудничали с российскими врачами и во время вспышки дифтерии в середине 1990-х годов, разрабатывая алгоритмы повышения охвата населения прививками. Со временем некоторые направления ушли с повестки и были заменены на  те, что казались более интересными и важными. Совещания комитета, на которых подводили итоги текущей работы, проводили два раза в год — один раз в Москве, другой в Вашингтоне.

— Сразу представляю кучу бумажной работы… 

— Конечно, было много формальностей. Но ведь дело в людях, которые осуществляют работу. У участников тех встреч осталась в памяти замечательная атмосфера, основанная на совместном интересе и желании делиться знаниями. Коллеги рассказывали мне, что больше всего многим запомнилась работа в области диалога систем здравоохранения. Это направление позже стали называть «Доступность качественной медицинской помощи». С российской и американской сторон его возглавляли два ярчайших человека — Юрий Комаров и Джон Айзенберг. Между ними действительно был диалог! Они много спорили о том, как должна быть устроена система здравоохранения и как это работает в США и в России. По этому направлению было несколько пилотных проектов в регионах. Например, в Тверской области провели пилотный проект по здоровью матери и ребенка: по неонатальному уходу, родам. В Тульской области пробовали создавать первые офисы семейных врачей. В Ярославской и Тульской областях работал пилотный проект по диагностике и лечению депрессии в амбулаторной сети. Несмотря на низкие зарплаты, местные врачи были готовы тратить время, чтобы делать что-то новое и на лучшем уровне. Кстати, тогда серьезно проработали вопрос о нутриентной недостаточности в продуктах питания — йододефиците, дефиците железа и фолиевой кислоты.

— Со сменой политических курсов этот формат сотрудничества не перешел в 2000-е. Что появилось взамен? 

— Как я уже сказала, канва взаимоотношений существует. Факт остается фактом — ученые наших стран никогда не прекращали совместной работы. Меняются только форматы. Существуют образовательные программы. Например, американская программа Фулбрайта открыта для исследователей любых направлений, медицины в том числе. NIH финансирует проекты не только в США, но и в других странах, например, в Китае, в Бразилии, в Индии. Есть и российские ученые, которые получают его гранты — иногда напрямую, иногда в сотрудничестве с исследователями из США. Ну, а шесть лет назад NIH и Российский фонд фундаментальных исследований заключили соглашение о первой двусторонней программе исследований по ВИЧ/СПИДу. Программа финансируется по паритетному принципу на основании грантовой соревновательной модели. И в России, и в США подаются заявки на конкурс, их рассматривает научный совет. Каждый проект состоит из двух частей — что-то делается с американской стороны, что-то с российской. Российские партнеры получают финансирование от РФФИ, американские партнеры от NIH. Все происходит с равным финансовым участием и в тесном партнерстве. По ВИЧ у нас уже было два раунда конкурсов. Сейчас мы находимся в третьем раунде.

— Модель оказалась успешной? 

— Да, она довольно эффективна. В результате двух прошлых раундов появилось немало серьезных научных публикаций. Недавно NIH и РФФИ заключили такое же соглашение для финансирования исследований в области онкологии. Конкурс уже идет. Это живое сотрудничество: партнерство не просто для того, чтобы укрепить связи, а для того, чтобы поддержать молодые таланты в обеих странах и дать им возможности для развития. Сейчас и NIH, и РФФИ продолжают поиск. В областях, где у них будут совместные интересы, появятся новые программы. Например, к сфере исследования мозга и нейронаукам определенно есть общий интерес. Все зависит от того, откуда к нам придут новые идеи.

— Значит, сотрудничество не прекращается? 

— Надеюсь на это. Моя задача — помочь в этом диалоге. Наладить контакт между российскими и американскими агентствами и даже между индивидуальными учеными, если им понадобится помощь.




© Алла Астахова.Ru