Противочумный костюм

Римма Анчипаловская: Наше теперешнее «оптимизированное» здравоохранение можно сравнить с тришкиным кафтаном

Фото: РИА Новости

Переписывалась я на днях с медсестрой, с которой проработала вместе, в одном кабинете, больше 20 лет. Потом нас «оптимизировали», и она совсем ушла на пенсию, у неё семь внуков, она — при деле. Уходя, она сказала: «Не могу представить, что буду работать с кем-то другим, в другом коллективе» (Это маленькая шпилька в бок тем, кто считает, что медику всё равно, где… ). Ну, вот. Переписываемся обо всём: дети, внуки, моя нынешняя работа, карантин… И вдруг она пишет: «Я всё время вспоминаю, как ты иронизировала над противочумными костюмами». Ну да, в любом медучреждении с давних времён есть эта священная корова, противочумный костюм. Он должен лежать в специально отведённом месте, под замком, ключ от замка — у дежурного администратора. Периодически нам устраивали проверки: «А что, если особо опасная инфекция (ООИ)? Что делать? И где костюм?»

Подписи с нас собирали, что мы в курсе, и если «сверху» какая комиссия, то сразу ответим, и от зубов отскочит. А я каждый раз смеялась и говорила: «Если придет в наш корпус пациент с ООИ, то мы уже никуда не двинемся, ни за каким костюмом. По инструкции мы запремся с этим пациентом в кабинете и будем вызывать помощь на себя. Вот они и придут в костюме. Причём один человек в одном костюме».

Да, смешно.

Нет, не смешно.

Вот сидят люди в изоляции, потенциальные пациенты, и недоумевают: почему заболевают и умирают медики от COVID-19, они же должны быть сильными, здоровыми и защищенными! 

Во-первых, медики тоже люди. То есть, не из железа и пластика. Во-вторых, любой медик, даже не в «коронавирусной» клинике, имеет шанс получить коронавирус от пациента несколько больший, чем просто гуляя по улице. В-третьих, как могут быть «сильными и здоровыми» люди, которые десятилетиями работают в условиях сверхнагрузок? (Не надо «вы на это шли», не надо про клятву Гиппократа — её никто никогда не давал, да и вообще она о другом). Ну и, в-четвёртых, нигде, ни в одной известной мне организации, нет достаточного количества этих самых СИЗ (средств индивидуальной защиты), которые должны выбрасываться и утилизироваться после каждой смены. Не от хорошей жизни люди работают по 12 часов, а не по 6: от дефицита. Нам рассказывают, что так лучше, что доктор 12 часов наблюдает пациентов: как они, что меняется. Но при этом в приемном отделении ничего не наблюдают, там только принимают, и за 6 часов медик вымотается меньше, чем за 12, и вирусов «схватит» через щелки костюма в два раза меньше, но при таком графике костюмов надо в два раза больше. А откуда? (По словам главы Минпромторга на совещании с Путиным, дефицит защитных медицинских костюмов в России сейчас составляет 300 тысяч в сутки. — А.А.). Нам бодро отрапортовали, что масок производят миллион (или больше?) в день. Если бы это были ботинки, было бы перепроизводство, но маска носится два часа. Потом её нужно выбросить.

Теперь (опять!) о медицине. Как-то по-тихому медицинская помощь превратилась в «оказание услуг», нас посчитали, пронумеровали и оценили в рублях. Наступила «модернизация» (эпоха Голиковой), и я почти обрадовалась: начали поставлять всякое оборудование. Это потом мы стали подозревать, что в каких-то случаях могли поставлять «неликвиды» и «не про профилю»… А вслед пришла «оптимизация» имени Скворцовой, и нам стали говорить про эффективные и неэффективные больницы, поликлиники, центры. Какие надо было иметь мозги, чтобы в перегруженной медицинской системе поочередно выбирать больницы, чтобы туда не госпитализировали, и объявлять их лишними. Инфекционные больницы попали под раздачу, можно сказать, первыми: «А зачем они? Чуму-то победили». В регионах больницы и больнички банально ветшали и разрушались, их проще было закрыть, чем ремонтировать. Какая была грандиозная история, когда Печатников нам рассказывал (сама слушала по ТВ), что в Москве организуются десятки(!!!) новых центров. А под шумок оптимизировал то, что было.

Когда я поняла, что оптимизаторы добрались до нашего Центра (Центр собирались превратить в обычную поликлинику, и номер ей уже присвоили в своих расстрельных списках. Новый современный корпус  хотели кому-то отдать, уже ходили какие-то люди и, похоже, подсчитывали перспективные доходы), думала, что с ума сойду, и написала пост в Фейсбуке, который другие люди перепостили более тысячи раз. Подозреваю, что нежелательная огласка всё-таки тормознула процесс. Центр, слава Богу, живёт, сократили только людей, от 25 до 70 процентов по разным подразделениям. Оставшимся увеличили нагрузку… Сейчас Центр перепрофилирован на амбулаторный приём больных с коронавирусом. Я желаю удачи и здоровья моим дорогим коллегам. Они никогда не станут «бывшими», это семья.

Ну да, в конце ноября 2014 на митинге против уничтожения здравоохранения я орала в микрофон, что нам лгут, мне хотелось быть услышанной в каждом городе России. А администрация города сделала так, что митинг не заметила даже Москва.

29 декабря 2014 меня и моих коллег «оптимизировали». Только не надо на меня бочку катить, что, мол, я обижена и злобствую. Я работаю в другом учреждении. Как говорят теперь, «мой социальный статус вырос».

Однако, я не стала слепой и глухой. В этом году сорок лет с того момента, как я стала врачом, и мне есть с чем сравнить.

Так вот, дорогие читатели, помните, был у Ивана Андреевича Крылова тришкин кафтан? Наше теперешнее, сильно сокращённое, «оптимизированное» здравоохранение, заточенное на получение денег за услуги, кажется мне тем самым кафтаном, то есть, противочумным костюмом, который даже за деньги, за очень большие деньги, нельзя натянуть на всех…

Автор — врач ультразвуковой диагностики.