Легкость бытия

Памяти Сергея Адамовича Ковалева

Фото: Геннадий Черкасов / МК

Тот, кто захочет узнать о жизни Сергей Ковалева, сегодня, конечно, заглянет в Википедию. Впечатляющая, достойная биография. Мальчик, родившийся в украинском городке в 1930. Выпускник биофака МГУ, защитивший диссертацию по теме «Электрические свойства миокардиальных волокон сердца лягушки». Автор 60 научных статей. Заведующий отделом математических методов в биологии межфакультетской лаборатории МГУ. Мы не знаем, как сложилась бы его судьба ученого-биофизика, но дальше были «Инициативная группа защиты прав человека в СССР» — первая независимая правозащитная общественная ассоциация в стране, издание «Хроники текущих событий» — машинописного информационного бюллетеня советских правозащитников. В 44 года, в 1974, — арест по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. С 1975 – семь лет лишения свободы в колонии строгого режима «Пермь-36» и в Чистопольской тюрьме. Три года ссылки в Магаданской области. В Москву он вернулся лишь в 1987.

В декабре 1989, по рекомендации Сахарова, он впервые выдвинул свою кандидатуру в депутаты. В Верховном совете РСФСР Комитет по правам человека под его председательством провел закон «О реабилитации жертв политических репрессий». С 1993 по 2003 – депутат Государственной Думы. С 1994 по 1995 – первый уполномоченный по правам человека в РФ. С 1993 по 1996 – председатель Комиссии по правам человека при президенте РФ, вышедший в отставку в знак протеста против отхода от демократических реформ. Это он написал раздел о правах и свободах личности в Конституции РФ 1993 года. «51-я статья, которую мы берем на допросах, – это Ковалев. 31-я статья, о которой мы говорим на митингах, – это Ковалев. Вообще, все, что есть там лучшего, – это он», — пишет один из оппозиционных политиков.

Я никогда не входила в число друзей и близких знакомых Сергея Адамовича Ковалева. О его делах в основном знаю по словам других людей и прессе. Но была одна история. О ней я хочу рассказать.

В 2002 году, вскоре после того, как после десятилетней работы была расформирована Комиссия по помилованию при президенте РФ, журнал «Ридерз Дайджест» собрался номинировать главу комиссии, писателя Анатолия Приставкина, на звание «Человек года». Мне заказали очерк о нем. Участие в комиссии стало для Анатолия Приставкина, пожалуй, самым важным делом жизни. И одновременно тяжелым крестом. Как-то его попросили кратко определить общее впечатление от работы комиссии. Он сказал не о высоком – о нескончаемом потоке крови и грязи. Он написал об этом в книге «Долина смертной тени» — одном из самых страшных свидетельств состояния российского общества. В первые несколько лет работы комиссии смертная казнь в России не была отменена, и ее участники – известные люди, работающие в ней на общественных началах, — рассматривали самые тяжелые преступления, каждый раз терзаясь выбором: «Поверить в возможность преображения личности на грани жизни и смерти? Дать возможность убийце нести наказание и отмаливать свои грехи в заключении? Не оставить преступнику шанса жить даже в тюрьме?»

Начало работы комиссии было сложным. В СССР любили казнить – даже в либеральные годы перестройки число казней никогда не было меньше 250 в год. Однажды при Хрущеве, во время «оттепели», в один год казнили 3200 человек. В 1991 году, после развала Советского Союза, в Управлении по вопросам помилования скопилось несколько десятков дел тех, кто был приговорен к смертной казни. По российским законам приговор не мог быть приведен в исполнение, пока ходатайство о помиловании не рассмотрит президент. Уходя, Михаил Горбачев не успел определить судьбу смертников. Были опасения, что кто-то из сторонников смертной казни подаст Борису Ельцину на подпись документ, отклоняющий помилование всех приговоренных сразу. Нужна была независимая комиссия, чтобы рассмотреть каждое дело. В ноябре 1991 в квартире Приставкина раздался телефонный звонок от Сергея Ковалева.  «Только сразу не отказывайтесь!» — сказал он Приставкину, предложив возглавить комиссию. В 1992 году, когда комиссия начала свою работу, она рассмотрела 56 дел смертников. Президент отклонил ходатайство о помиловании только одного из них.

В те годы журналистика была не такой, как сейчас. В «Ридерз Дайджест» серьезно работали с информацией. Факты проверялись по трем источникам. И я отправилась к Сергею Ковалеву узнавать, как все было. Квартира тогдашнего депутата Государственной Думы и члена Парламентской ассамблеи Совета Европы была не чета нынешним депутатским квартирам – обычное скромное интеллигентское жилье. В гостиной на столе была раскрыта швейная машинка. Рядом с этой машинкой мы вели свой разговор. Побеседовали о трудностях комиссии по помилованию. Напряжение в ее работе было сумасшедшим. Членов комиссии буквально рвали на части — администрации колоний, недовольные тем, что кто-то посторонний вмешивается в их систему; общество, неготовое к идее помилования; сторонники смертной казни. К тому же, смягчать наказание нужно было людям грешным, виновным. Не все выдерживали ситуации, когда постоянно приходилось делать тяжелый выбор – известно, что в комиссии не смог работать Фазиль Искандер… «Ну, мне-то всегда было легко, — заметил Ковалев. – Я точно знал, что общество не имеет права лишать человека жизни ни при каких обстоятельствах. И всегда был против смертной казни. Так и действовал». Я тогда подумала: легко, наверное, жить в соответствии с простыми человеческими принципами – при условии, что ты готов отдать за них годы жизни, а то и саму жизнь…

К сожалению, ни Анатолию Приставкину, ни Сергею Ковалеву не удалось увидеть царство справедливости и милосердия, которое они мечтали построить. После роспуска комиссии по помилованию, в 2008, в год, когда умер Анатолий Приставкин, в России был помилован только один человек. Как относился Сергей Ковалев к происходящему в нашей стране в последнее время, я не знаю. Он молчал, и это молчание было красноречивее многих слов. Кто-то спросит: а может ли быть иначе в наше «время колокольчиков»? У Приставкина есть рассказ: мальчиком он пытался вырастить яблоневый сад. Но дети, проходившие мимо, постоянно вытаптывали саженцы. «Я боролся, как мог, за свой сад, хотя знал, что моя борьба бессмысленна. Мне ли, детдомовцу, не знать, какая это неуправляемая разрушительная сила: орда детей, прущих напролом…» Пришла весна — и ветви деревьев зазеленели.