Кондрашова

Московский центр трансплантации почки при ГКБ№7 намечено ликвидировать. Людмила Кондрашова настаивает: необходимо сохранить уникальный опыт «семерки». 

Вправду говорят: сытый голодного не разумеет. Можно мотивировать слияния и поглощения столичных больниц категориями экономики. Все остальное — «коллективки от больных». А если взглянуть на ту же историю глазами человека, чья жизнь теперь проходит пунктиром — от диализа и до диализа? 1 июня 2014 года Московский центр трансплантации почки при ГКБ№7 намечено ликвидировать. Чиновники решили, что часть его функций возьмет на себя отделение трансплантации, созданное при НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифософского.

Однако по этому поводу мнения пациентов и чиновников разошлись. Председатель межрегиональной общественной организации нефрологических пациентов «НЕФРО-ЛИГА» Людмила Кондрашова настаивает: необходимо сохранить уникальный опыт «семерки». Ведь это одно из немногих мест, где полностью отлажен процесс лечения и наблюдения больного от момента  возникновения хронической почечной недостаточности до трансплантации и  ее отдаленных последствий.

—Людмила Михайловна, скажите откровенно, почему так защищаете  Центр трансплантации почки в ГКБ№7? По словам чиновников, в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифософского и оборудование посовременнее, и операций по пересадке почки они в 2013 году сделали 91, а в «семерке» всего 47. Говорят, что Склиф мог бы сделать и все 300, его ресурсы это позволяют…

—Вот только где эти 300 почек взять? Донорских органов больше не становится. А с принятием нового закона о трансплантации, усложняющего процедуру волеизъявления донора, их, возможно, станет меньше. Врачи «семерки» сделали столько пересадок, сколько почек получили. Если бы их было 100, трансплантировали бы и 100. И если уж тема подается так, что это отделение лишнее и в Москве хватит одного Склифа, тогда возникает закономерный вопрос. Отделение трансплантации в «семерке» существует с 1995 года. А в НИИ Склифософского с 2007. Так может, если одно отделение лишнее,  не надо было второе в Склифе открывать? Государственных средств туда ушло немало, ведь сделать отделение трансплантации с нуля очень затратно. Но, кстати, и в «семерке» современное оборудование, и там совсем недавно сделали ремонт. Если отделение закроется, там хоть сейчас можно создавать коммерческий центр.

—Почему пациенты «семерки» выступили против перевода в центр трансплантации НИИ скорой помощи? Жалобу подписали 122 человека…

—Когда я встретилась с пациентами, они буквально умоляли: сделайте что-нибудь! В листе ожидания на пересадку почки в НИИ Склифософского было 350 человек, в Центре трансплантации почки ГКБ №7 оставалось 207 на момент передачи списка в Склиф. Теперь все пациенты будут находиться в единой очереди. И в ней будет больше 550 человек.  Разумеется, это не банальная очередь. Ведь почка должна подойти по типированию. Существует система баллов — по ней пациента выбирает компьютер. Однако если в очереди 200 человек, твои шансы подойти к операции выше, чем если ты стоишь в одном огромном листе ожидания. Если людей в нем много, ждать приходится 4-5 лет.

—Что происходит с пациентами, пока они ждут своей очереди?

—Раньше во время ожидания пациенты всегда могли обратиться в «семерку».  Это одно из немногих мест, где полностью отлажен процесс лечения и наблюдения больного от момента  возникновения хронической почечной недостаточности до трансплантации и  ее отдаленных последствий.  К примеру, там шьют для диализных пациентов до 600 сосудистых доступов в год. Сосудистый доступ жизненно необходим диализному пациенту, поскольку  подключение к искусственной почке происходит через него. Берется кусочек артерии, на вене делается небольшой разрез и артерия подшивается к вене. Мощный артериальный кровоток проходит по вене, она приобретает четкий контур, и врач видит, куда колоть. Создать такой доступ очень тонкая работа. Ведь если сосуды хрупкие — а так чаще всего и бывает, — то хирург может шить фистулу до 12 часов.

—Обычно хирурги боятся делать какие бы то ни было операции диализным пациентам…

—Не буду далеко ходить за примерами. Я сама нахожусь на диализе. Сейчас для меня остро стоит вопрос о замене тазобедренного сустава. Но я пока не могу это сделать. Прошлой осенью, например, меня в последний момент отказались взять на операцию анестезиологи. Не знали, как я отреагирую на наркоз. Врачи «семерки» не боятся оперировать диализных пациентов. Проводят все виды хирургических вмешательств и тем, кто перенес трансплантацию почки. Такие операции проводят еще ГКБ №52 и Боткинская больница. Но и та, и другая перегружены — просто задыхаются от потока пациентов. Больные поступают к ним не только из Москвы. В большинстве регионов пациентам с трансплантированной почкой невозможно ни сдавать плановые анализы, ни обследоваться. Например, одна региональный лидер из нашей организации после трансплантации два года не показывалась врачу. У нее нет физической возможности к нему записаться — настолько большая очередь. Поэтому люди правдами и неправдами едут в Москву. Если сейчас отделение трансплантации почки в «семерке» закроют, нагрузка перераспределится по другим клиникам. Учитывая то, что там уже творится, это будет просто бесчеловечно.

—Может, НИИ скорой помощи Склифисофского возьмет на себя работу с этими больными?

—Я говорила об этом с заведующим отделением трансплантации почки и поджелудочной железы НИИ Склифософского. Он прямо сказал, что тамошние врачи готовы проводить трансплантации гораздо большему количеству пациентов, но оперировать сопутствующие патологии — нет. По большому счету это не их профиль. Ведь Склиф — скоропомощная больница. Если они и готовы делать трансплантации, то возиться с остальным — начиная от возникновения хронической почечной недостаточности и до отдаленных последствий трансплантации — они, конечно, не будут. Кстати, не надо забывать, что для того, чтобы проводить хирургические вмешательства диализным пациентам,  нужен полноценный диализный центр. Это еще одна головная боль. Ведь трансплантологи не занимаются плановым диализом.  У них обычно есть несколько искусственных почек в реанимации, еще несколько таких же аппаратов  для послеоперационных проблем и все.  Но обзавестись полноценным диализным центром баснословно дорого.

—Больного надо еще подготовить к трансплантации…

— Я говорила со многими пациентами «семерки»  – они рассказывают:  «Вы знаете, я была такая тяжелая, у меня была язва двенадцатиперстной кишки, кровотечение, меня прооперировали, подготовили, и после этого провели трансплантацию почки». Там людей целенаправленно лечат, готовят к тому, чтобы они хорошо перенесли пересадку и изменили свою жизнь к лучшему. В трансплантологии важна преемственность  — сделал тебе врач пересадку, ты у него наблюдаешься, он тебя знает. С каждым пациентом нужно работать индивидуально. Сможет ли Склиф обеспечить такую преемственность? Конечно, это хорошо оборудованная больница с большими возможностями. Пусть работает. Но зачем при этом закрывать центр трансплантологии с отличной репутацией, который обслуживал москвичей? Сейчас Минздрав собирается развивать трансплантологию на региональном уровне. Разве в Москве наблюдается избыток таких центров? Разве у нас появился излишек трансплантологов высочайшей квалификации? Например, в Барселоне на два миллиона жителей центров трансплантологии шесть — 4 взрослых и 2 детских. Пусть и у нас будет хотя бы два отделения.

—У пациентов будет выбор?

—Захотят – пусть оперируются в Склифософского, захотят — в «семерке»… Конкуренция только пойдет на пользу делу. Недавно я посещала диализные центры в Турции. Вроде бы, эта страна не так далеко ушла от нас по развитию здравоохранения. Но там пациенты могут выбирать. Они легко могут поменять учреждение, где им проводят диализ, и устроиться туда, где удобнее.  А у нас в одном из регионов недавно умер больной, потому что его направили в диализный центр, до которого он физически не мог добраться. Так может, не стоит ставить пациентов в ситуацию, когда у них нет выхода?

—Что будете делать, чтобы этого не произошло?

—Мы провели пресс-конференцию, обратились в Национальную медицинскую палату, в администрацию президента. Недавно я получила ответ: Минздраву поручено разобраться в ситуации и доложить о том, что происходит. Будем работать, чтобы донести до них позицию пациентов.

Тогда, в мае 2003, Валерий Шумаков признался: из-за недостатка донорских органов его институт, существующий с 1969 года, сделал всего 100 пересадок сердца. А мог бы проводить по 100 ежегодно.

 

 

 

 

© Алла Астахова.Ru