Деньги на жизнь
В России 19 миллионов бедных. Как влияет социальное неравенство на диагностику и лечение рака?
На днях Международное агенство по изучению рака IARC выпустило научную монографию под названием «Уменьшить неравенство в онкологии». 70 международных экспертов обобщили мировой опыт и наметили пути изучения проблемы, решение которой станет важным приоритетом в разработке национальных онкологических программ. Причина понятна: с 90-х годов прошлого века ни одна из развитых стран не уменьшила у себя процент бедных. А в некоторых развитых странах относительное количество бедных даже выросло. Ставя во главу угла борьбу с онкозаболеваниями, нужно убедиться, что онкологическая программа поможет улучшить здоровье всех групп населения, а не только тех, кто и без того богаче и здоровее. «Мы уделили особое внимание тому, как возникает неравенство в онкологии, как оно со временем изменяется. Это влияет на каждого, но больше всего страдают люди из уязвимых групп населения», — говорит доктор Сальваторе Вакарелла, специалист группы IARC по эпидемиологии инфекций и рака, который координировал этот проект.
Социальное неравенство играет роль на всех стадиях развития онкозаболеваний. Различия между социальными группами влияют на факторы риска и вероятность развития определенных видов рака. В 2014 году в США курили 30 процентов находящихся за чертой бедности и всего 18 процентов тех, чье благосостояние было выше этой черты. Из-за социального неравенства у людей разный доступ к скринингам, диагностике, лечению и паллиативной помощи. В большинстве стран смертность от многих видов рака непропорционально велика у населения с низким доходом и в социально уязвимых группах. В Колумбии смертность от рака шейки матки среди малообразованных женщин в пять раз выше, чем среди тех, кто получил высшее образование. Смертность от рака коренных жителей Австралии на треть выше, чем у белого населения.
Неравенство в области онкологии по большей части преодолимо, — считает международная команда исследователей. Для этого необходимы правильные приоритеты и многоуровневые меры. Ну и, конечно, нужно хорошо представлять себе, в чем это неравенство проявляется.
Значим ли такой подход для России, где запускается онкологическая программа? Недавно премьер-министр РФ Дмитрий Медведев сообщил, что в стране за чертой бедности проживает 19 миллионов человек. По мнению экспертов, цифра может быть занижена — количество бедных составляет 30 миллионов. Нетрудно предположить, что доступ к профилактике, диагностике и лечению рака хуже всего у бедных. Но кроме предположений у нас ничего нет. «В том, что в России у людей бедных хуже доступ не только к дорогостоящим методам лечения и диагностике, но и к информации о профилактике, диагностике и лечении, у меня нет сомнений, — говорит президент Противоракового общества России член-корреспондент РАН Давид Заридзе. — Вы скажете, есть диспансеризация. Конечно, она бесплатная. Но люди бедные и малообразованные до диспансеризации просто не доходят. У бедных чаще наблюдаются такие факторы риска онкозаболеваний, как курение и алкоголизация. Еще один вид дискриминации — территориальное неравенство. В городе одни возможности, а в небольшом поселке совсем другие, не стоит закрывать на это глаза». «В российской ситуации резко бросается в глаза неравенство из-за того, где ты живешь, — соглашается известный онколог Анатолий Махсон. — Совсем недавно обсуждались тарифы ОМС на лечение рака, которые существуют на разных территориях. Если тариф занижен, то это, конечно, снижает доступ к качественному лечению и диагностике в регионе».
Однако достоверной информации на этот счет не существует. «В России на официальном уровне она никого не интересует и ее не собирают. Принято делать вид, что таких различий нет», — продолжает Заридзе. «У нас попросту нет таких данных, — говорит Вахтанг Мерабишвили, руководитель отдела противораковой борьбы НИИ онкологии имени Н.Н.Петрова. — Российская канцер-статистика не регистрирует социальные параметры, и в ближайшее время вряд ли будет регистрировать. Для этого нужны масштабные изменения, а у нас и более простые задачи остаются нерешенными. Работа канцер-регистров в России финансируется по остаточному принципу. Возьмем для сравнения Санкт-Петербург и Норвегию. Население приблизительно одинаковое — и в Санкт-Петербурге, и в Норвегии по 5 миллионов человек. В Норвегии канцер-регистром занимаются 70 человек, а в Санкт-Петербурге семеро».
Проблемы, которых нет
Чтобы определить круг проблем, которые на официальном уровне не существуют, я попросила участников группы в ФБ «Рак излечим!», ответить на вопрос, есть ли, по их мнению, социальное неравенство в лечении и диагностике рака. Большинство тех, кто откликнулся, были единодушны: даже в бесплатной медицине неравенство есть, и это может влиять на исходы лечения.
«Дискриминация начинается с различий в маршрутизации онкопациентов — госсужащих высшего звена, топ-менеджмента госкорпораций — и граждан в рамках ОМС. Ведомственная медицина — базовое зло», — отмечает один из участников дискуссии.
Второй момент — деньги и связи.
«Даже если лечиться по полису ОМС, деньги необходимы. Многие обследования, анализы можно сделать только платно. Можно сделать и бесплатно, но когда уходит время, нет сил ходить за направлениями и результатами в районные онкодиспансеры, легче заплатить деньги (у кого они есть, и это печально)». «Если есть связи и финансовые возможности, то процесс диагностики и лечения оперативнее, доступ к препаратам с меньшими побочными эффектами реальнее! В онкологии вопрос оперативности играет большую роль». «Болезнь не выбирает бедных и богатых. Но речь о том, что при неравных условиях на старте один может получить лечение быстрее и эффективнее, а другой, имея те же шансы, в силу промедления упустит время. Увы, в России и деньги и связи никто не отменял». «Конечно, социальная разница есть. Не думаю, что она есть на операционном столе у одного и того же врача. Но вот в качественной своевременной диагностике, выборе препаратов и медучреждений — она вне сомнений присутствует». «Онкология — это болезнь богатых», — резюмирует одна пациентка. «Очень богатых», — поправляет другая. Третья, сама врач, рассказала мне, что лечится от рака шейки матки с августа 2017 года: «Хорошо, что у нас была квартира, которая осталась от свекрови, и люди помогли. На сегодня могу сказать, что от 3,4 миллиона рублей ничего не осталось. А лечиться продолжать надо. Так что лучше , когда деньги есть!»
Третий фактор, важный для России, — территориальные различия.
«Конечно, социальное неравенство имеет место быть. И в первую очередь это заметно по отношению к жителям Москвы и Московской области и всем остальным. В Москве — все, и выбор клиники, и выбор протокола лечения, да и зарплаты у москвичей такие, что они могут купить и оплатить то, чего не хватает по ОМС». В регионах не так. «Нет доступа к информации (нет интернета), нет денег на проезд к врачам и проживание в другом городе (Москва, Санкт-Петербург), нет психологической поддержки просто потому что нет понимания необходимости поддержки, нет денег на диетические продукты, витамины, реабилитацию». «В регионах, даже недалеко от Москвы — очереди на первичный прием, на обследование, на операцию, на химио- и лучевую терапию. Врачи у нас (Смоленск) замечательные, но им же не разорваться! Больных много, врачей не хватает, помещений не хватает. Я лично операции ждала почти три, химиотерапии — 2,5 месяца, и то приходилось на табуретке сидеть, пока капали — в палатах не хватало коек». «Ко всему прочему, такое понятие, как реабилитация, в провинциальных онкодиспансерах вообще отсутствует. Люди, прошедшие химио- и лучевую терапию, и имеющие серьезные нарушения здоровья в результате всего этого, предоставлены сами себе. Участковые терапевты не обладают достаточными знаниями и перегружены».
Жители столиц не соглашаются: у них тоже не все лучезарно. «Мы тоже все анализы для лучевой терапии сдавали повторно и за свои средства, хотя живем в Петербурге. Первые обследования МРТ, сцинтиграфию, биопсию, ренгенографию и т.д. сдавали в городском онкодиспансере платно, так как по ОМС нужно было бы ждать более 4-5 месяцев, огромная очередь, а платно — хоть завтра. Разве может онкобольной так долго ждать? Через пару месяцев, для лучевой, сдавали все заново платно, так как каждое медицинское учреждение доверяет только их результатам обследования. Весьма существенные затраты для больного». «Москва не исключение, — пишет другая пациентка. — Именно в Москве, я услышала от врача — нет денег, не живи!»
Подруга прошла курс химии и пару дней назад перенсла операцию.
Хирурги просто озвучивают суммы, которые надо отдать.
Коротко и ясно. Лечится по Омс.
Что остается тем, у кого нет доступных средств — за кадром.
Молодец Алла Астахова, просто бомба. Реальное положение дел в отличие от слов и отвлекающей информации сидящих в теплых креслах поп, и озвучивающих по ТВ различные суммы на госпрограммы «говорящих голов».
Есть система диагностики и лечения.
Она не подразумевает более высокой оплаты труда тех медиков, которые работают больше и качественнее своих коллег, которые используют передовые знания в своей работе, которые вкладывают свои средства в своё образование.
В системе есть лишь стремление соблюсти средние показатели по оплате труда врачей на уровне продавца в «Теремке».
Врач лишён возможности Лечить. Он ограничен арсеналом того, что ему предоставлено для работы — то, что куплено чиновниками для пациентов (лечат чем есть, а не чем необходимо).
В социально-ориентированных системах прогрессивная шкала налогообложения позволяет собрать больше средств для финансирования (в том числе) здравоохранения на более высоком уровне.
У нас такой системы нет.
То есть богатые платят меньше налогов и могут себе позволить лечиться за границей.
Бедные получают «что дадут», будучи лишенными выбора.
Сегодня врач, живущий на «белую» зарплату не может позволить себе регулярные этапные обучения для поддержания своего профессионального уровня.
Этим и обусловлен кадровый дефицит врачей на периферии: там нет или мало врачей, потому что бедное население не может поддержать врача гонораром. И поэтому качество диагностики и лесения на переферии ниже, сем в крупных городах с более обеспеченным населением.
Неверящим в описанное могу поведать ещё один пример. За рубежом хирург и анестезиолог начинает самостоятельно работать в 40-45 лет. Я стал полностью самостоятельно оперировать в 27.
Могу пояснить о своём карьерном росте: в пору моего обучения опытные хирурги сами оперировали только тех пациентов, которые «с ними договорились», и наркоз больным давал опытный анестезиолог. А «по ОМС» оперировали обучаемые, и наркоз им давали тоже обучаемые. Опытных можно было звать только в «сложных случаях». Но это не приветствовалось: в следующий раз могли не позволить тебе самостоятельно оперировать. И наоборот: самостоятельный выход из сложного случая давал преференции перед другими обучаемыми.
Как думаете, влияет это на качество лечения?)))
А почему у нас полно молодых хирургов и анестезиологов? Откуда они взялись, молодые и талантливые, и в таком количестве?))
Сейчас все также
Пока члены правительства, президент , и депутаты госдумымы не будут лечится по месту жительства в районных поликлиниках и госпитализироваться в городские больницы будет два стандарта их лечат а нам рассказывают почему надо врача посадить!
не надо! весь дорогостой только им и пойдет, как обычно…
Премьер министр России — Владимир Медведев?)
Спасибо, исправила!
связей и умения анализировать ситуацию. Необеспеченный человек загнан обстоятельствами в тупик: «Где бы заработать денег?»
Соответственно, он
1) поверит единственному мнению врача, даже некомпетентного,
2) примет как единственно возможный вариант, что «это не лечится» или «это лечится, но лекрства будут в следующем квартале» или «надо пройти МРТ, а очередь до декабря, ждите».
3) при попытке собрать средства на свое все-таки лечение наткнется на ворох надменных комментов «Надо было лучше работать и раньше думать, а не жить одним днем не откладывая средств» (простите, но я и такое слышала).
Если необеспеченный человек все же преодолел ограниченность мышления и умеет учиться, работать с информацией и ДРУЖИТЬ, он не останется один на один со своей бедой. Я видела успешные примеры. Примеры излечения и примеры… достойного ухода потому, что заболевание и впрямь развивалось ураганно и, увы, пока не поддается лечению вовсое, хотя что-то попытались сделать (и денег собрали, причем быстро, ибо человек был уважаем в своем городе и многими любим).
Увы — если дело только в скорости получения платных услуг по диагностике или, например, поиска донора костного мозга, тут придется соревноваться, кто быстрее — твоя скорость добычи денег или болезнь. И у необеспеченного шансов меньше. У необеспеченного, но умного — больше. У необеспеченного, умного и умеющего дружить — еще больше. Это очень сложная зависимость, и она не лишена элемента случайности. Хотя бы в плане длительности ремиссии: вот вроде вылечился, живешь пять лет и все путем, и вдруг от одного неведомого толчка начинается рецидив и — понеслась…
В «богатых» странах Европы и Северной Америки для большинства жителей [с полной страховкой] заболеть раком означает в первую очередь финансовую проблему. При этом примерно четверть больных раком (вместе с семьями) отмечают понижение социального статуса, так сказать социальный лифт в случае диагноза «рак» начинает спуск.
В наших весях чуть иначе — 30 миллионам некуда ниже падать — и так в подвале. Та же прослойка, что зарабатывает на приличную жизнь (средний класс) реагирует на диагноз «рак» абсолютно аналогично варианту забугорных коллег.
В общем, появление монографии «Уменьшить неравенство в онкологии» вполне закономерно. Правда, вряд ли это поможет тем, у кого канаты в лифте уже подрезаны стоимостью лечения [кстати, совсем не редко — бессмысленного].