Алевтина Хориняк: Я ответила адвокату, что в тюрьме тоже люди сидят. В чем я буду сознаваться, если не совершила преступление?

История скромной женщины-врача из Красноярска стала камешком, вызвавшим обвал. Больше того — произошел сдвиг геологических пластов. Суд над Алевтиной Хориняк обнажил суть нашего отношения к проблеме обезболивания. У нас появилась надежда на изменения. Алевтина Хориняк — о том, как вместо того, чтобы ходить по онкологам, она ходила на допросы, чем пятый следователь отличается от первого, в каких случаях адвокатом может стать жена адвоката, кто может повлиять на прокуратуру, как на международном конгрессе узнали о злоключениях российского врача и как, по ее мнению, поступать в случае врачебной ошибки. Вторая часть интервью.

(Читать 1 часть)




— Алевтина Петровна, что же произошло в 2009 году? Почему вы выписали рецепт на обезболивающее пациенту не со своего участка? 

— Эту семью я знала давно, еще с 90-х годов. Сначала мы не были с ними знакомы, просто виделись в молитвенном доме на богослужениях. Приезжала машина, из нее выгружали две инвалидные коляски. Виктор был инвалидом с детства, как и его сестра Светлана. У них было врожденное заболевание — мышечная амиотрофия. Света умерла раньше, мы с ней не общались. А Витю я хорошо знала. Я стала часто бывать в этой семье, когда его отец заболел раком легкого. Иногда я даже ночевала там, чтобы облегчить его страдания. Вскоре он умер. На похоронах я увидела Витю. Он был такой беспомощный, в глазах у него был ужас — как жить без отца? Мама немощная, сердечница. Ему даже для того, чтобы попасть в инвалидное кресло, нужна была помощь. Я подошла к нему, обняла и сказала: «Витя, я буду делать все, что смогу, для вашей семьи. Мы вас не оставим». И мы действительно часто навещали их. Молодежь делала у них ремонт, разные хозяйственные дела, мы покупали им уголь, помогали в огороде. Потом у Вити обнаружили рак полового члена. Это очень болезненное место. Он страдал шесть лет. На последних стадиях у него были пролежни, он был очень тяжелый. Мы ухаживали за ним: я, моя приятельница Лида Табаринцева и Дима Осадчий, который учился тогда в политехническом институте. Он был физически сильный и приходил к Вите каждый день — помогал перестилать постель, обрабатывать раны. 30 мая у Вити был день рождения. И, когда я узнала, что врач не выписала ему обезболивающее, а впереди 10 дней майских праздников…

— Почему врач не выписала препарат? 

— Поликлиника не заказала его в аптеке. В Красноярске определенные аптеки прикреплены к поликлиникам. Врачам дают списки заказанных льготных препаратов. Если поликлиника не заказала лекарство, врач не имеет права выписать его. А если выписать платно, мы нарушим права больного. Если он инвалид, то должен получить льготный препарат. Чтобы не нарушать права больного, лучше вообще не выписывать.

— Пусть он страдает от боли, но все по закону…

— Я была в шоке. Как так? Как такой пациент может жить 10 дней без обезболивания? Мы с Лидой побежали в аптеку. Попросили самые лучшие безрецептурные препараты, какие были. Принесли. Но они ему не помогли. Что делать? Надо было выписывать рецепт на обезболивающее.

— Следователям показалось подозрительным, что в один день на одного и того же больного вы выписали два рецепта. Почему так произошло?

— Все очень просто. Лида обзванивала аптеки и узнавала, где есть лекарство. Ей сказали, что в аптеке на улице Краснодарской есть две дозировки — 200 миллиграммов и 100 миллиграммов. На всякий случай я выписала обе: вдруг, пока Лида едет в аптеку, что-то закончится. Выписала два рецепта. Лида подала в окошечко рецепты, ей сказали, что есть обе дозировки. И выдали лекарство. Если бы она пропустила хотя бы пять человек в очереди прежде чем предъявить второй рецепт, никакого нарушения не было бы. Но эти два рецепта были подколоты вместе. Вот почему завели уголовное дело и обвинили меня в особо тяжком преступлении.




— Сколько лет вам лет тогда было? 

— 70.

— Вам сказали, чем это может вам грозить? 

— Полковник Немова, которая сначала вела мое дело, сказала, чтобы я не переживала — скорее всего, мне назначат только штраф. Назвала статьи УК, по которым против меня готовится обвинение — 234, 327… А моя внучка как раз в это время оканчивала юридический. Вернувшись домой, я попросила ее заглянуть в Уголовный кодекс и посмотреть, что это за статьи. Через несколько минут она влетела ко мне в комнату, чуть не плача: «Баба, ты знаешь, какие это статьи! По одной до четырех лет, по другой до восьми». У меня даже холод по спине прошел. Адвокат, которого мне назначили, начал меня уламывать: «Да вы сознайтесь. Ничего не будет — заплатите 14 тысяч рублей штрафа, и все. А если не сознаетесь, то могут и срок дать». Я ответила: «В тюрьме тоже люди сидят. В чем я буду сознаваться, если не совершила преступление? Я даже рубля не буду платить, не то что 14 тысяч». А сама подумала: такие адвокаты мне не нужны. Поговорила с соседкой — она преподаватель на кафедре государства и права. Та посоветовала мне адвоката Вячеслава Богданова. Я сразу сказала ему, что заплатить не смогу. Но, если меня оправдают, буду требовать компенсации морального ущерба. Богданов ответил, что защищать меня дело его чести.

— Хороший поступок…

— Во время процесса я встретила много хороших людей. Богданов вел мое дело с 2012 года. Однако в 2013 году его отстранили.  Объяснили это тем, что он нарушает адвокатскую этику. Мы пришли на очередное заседание суда и увидели двух молодых людей, которых нам назначили — они спешно листали несколько томов дела. Я спросила: как же вы будете вести дело, которого не знаете? Они ответили, что, в общем, имеют представление. Я попросила их не трудиться и не знакомиться с материалами дела. В конце концов нашим адвокатом стала Инна Сергеевна, жена Богданова. Он ходил с ней на заседания и консультировал ее. Она и закончила процесс.

— Вы не признали своей вины. Как следователям удалось довести дело до суда? 

— Полковник Немова работала со мной месяц, другой. Потом ее заменил капитан Калашников. Только готовясь к суду, когда нам дали дело на ознакомление, я узнала, из-за чего произошла замена. В материалах дела я увидела рапорт Немовой от 4 октября 2011 года о том, что она не нашла в моем деле состава преступления. После Калашникова был еще майор Гордеев — однажды они чуть не до драки поспорили с моим адвокатом. Никто из следователей не смог доказать состав преступления. И только полковник Моисеева, пятый по счету следователь, которая занялась мною в мае 2012, практически за неделю доказала, что я действовала в составе преступной группы вместе с Лидой Табаринцевой. Дело тут же же отправили в суд. Знаете, как она сформулировала? Это общественно опасное деяние. Опасное для страны. В мае 2013 года, когда судья вынесла обвинительный приговор, назначив мне штраф в 14 тысяч рублей, но оставив тяжелые статьи обвинения, я сказала ей: «Послушайте, для чего вы год вели судебное следствие, если переписали слово в слово обвинительное заключение?»   

— Вы чувствовали поддержку окружающих? 

— Сначала меня в основном поддерживали те, кто меня знал. Верующие приходили на судебные заседания. Больные написали письмо в прокуратуру — я даже не знала об этом. Ходили по домам, собирали подписи. За неделю подписались 600 человек.




— Каково было находиться под следствием и судом? 

— Я все это время как будто действовала на автомате. Работала, была собрана. В поликлинике меня то и дело проверяли. Проверили почти все карточки моих больных. Если пациент умирает, бывает, что карточка остается на дому. Они добивались этих карточек. Заведующая даже в отпуск не могла уйти. В конце концов главный врач вызвал меня: «Слушай, ну, лихорадит всю поликлинику. Может, уволишься?» Я сказала: «Нет. Если у вас есть такая власть, увольняйте. Я сама не уйду». А вот дочка беспокоилась за меня. Дело в том, что в 2010 году я перенесла операцию на правом легком по поводу опухоли. Должна была принимать лечение, ходить по врачам, а вместо этого начала ходить на допросы. Конечно, близкие переживали. Муж дочери как-то пришел и говорит: «Чего вы ждете? Вас несправедливо судят, а вы сидите». Именно он настоял, чтобы я встретилась с журналистами. Однажды они пришли в поликлинику и пригласили меня на красноярское телевидение. Я взяла с собой бумаги по делу. Думала, их будут там читать. По пробкам мы приехали за пять пять минут до эфира. Мне говорят — быстро идите сюда, начинается передача. Сначала я растерялась, но потом решила: буду говорить то, что знаю. После этого эфира было очень много откликов. Появились другие телевизионные сюжеты и статьи.

— Вскоре ваша история стала известна за рубежом…

— В мае 2013 года, как раз тогда, когда мне вынесли обвинительный приговор, в Праге проходил международный конгресс Европейской ассоциации паллиативной помощи. Врач из Кемерова Ольга Усенко, которая живет в США, выступила там с речью. Она узнала о моей истории из статьи «России нужна анестезия» в «Новой газете» и позвонила мне. На конгрессе она рассказала, что в России осудили врача за назначение обезболивающего, подготовила петицию и стала собирать подписи. Многие врачи из Украины, Англии, США тогда написали мне о поддержке. Они отправляли обращения в Минздрав и Путину. Позже Ольга Усенко приезжала в Красноярск, была на суде. В общем, врачебное сообщество проснулось.

— В сентябре 2013 краевой суд удовлетворил апелляцию ваших адвокатов, отменил обвинительный приговор и направил дело на новое рассмотрение. Как проходили заседания после этого? 

— На улице у суда всегда собиралось много людей. Журналистов не пускали. Могли отменить заседание, если их приходило слишком много. Однажды в Красноярск на пару дней приехала представитель Human Rights Watch — она хотела побывать на суде. В этот день за десять минут до начала заседания к нам вышла секретарь и объявила, что судья заболела. Они просто не хотели, чтобы представитель международной организации была на заседании. Отменили его, и все. Ситуация резко изменилась после самоубийства больного раком адмирала Апанасенко в феврале 2014 года. Он застрелился, оставив предсмертную записку: «Прошу никого не винить, кроме Минздрава и правительства. Сам готов мучиться, но видеть страдания своих родных и близких непереносимо». Письмо адмирала сыграло огромную роль. Стали писать о том, сколько людей идет на самоубийство из-за отсутствия адекватного обезболивания.




— Было еще открытое письмо анестезиолога Надежды Осиповой в сентябре 2014 года… 

— Она уволилась в знак протеста против ситуации с обезболиванием. Это тоже повлияло. Она же профессор, уважаемый специалист.

— Помните заседание районного суда в октябре 2014, на котором вам вынесли оправдательный приговор? 

— Народу собралось очень много — и пациенты, и журналисты. Нас с Лидой Табаринцевой оправдали за отсутствием состава преступления. Конечно, была радость, но мы чувствовали, что так просто это не закончится. Через несколько дней мы узнали, что прокуратура подала апелляцию и нас ожидает краевой суд. Мы решили: даже если нас засудят, сдаваться не будем. Уполномоченный по правам человека в Красноярском крае сказал нам, что уже достаточно материала для Европейского суда. Он и наш адвокат собирались готовить туда документы. Неожиданно нам очень помог депутатский запрос в краевую прокуратуру. Еще до последнего заседания суда мы с адвокатом были на передаче «Время покажет». Там присутствовали депутат Николай Герасименко и зампредседателя Государственной Думы Андрей Исаев. Они попросили переслать им дело. Я думаю, их вмешательство сыграло роль в том, что краевой суд оставил оправдательный приговор в силе.

— «Дело Хориняк» стало историческим. Не согласившись с несправедливым обвинением, вы помогли обществу осознать проблему обезболивания, открыть ее обсуждение. Как вы сами к этому относитесь?

— Я благодарна, что Бог избрал меня тем сосудом, посредством которого в российской медицине начались изменения. Но этот процесс не окончен. Самое трудное — произвести изменения в головах. К сожалению, у многих врачей в головах еще осталось: пусть пациент терпит боль.

Вместо послесловия

Алевтина Хориняк уволилась из районной поликлиники, где она работала терапевтом, в 2015 году. В этом же году заработала законодательная поправка в закон „О наркотических средствах и психотропных веществах“, устанавливающая приоритет доступа к медицинской помощи больным, нуждающимся в обезболивании наркотическими и психотропными лекарственными препаратами. Эту поправку журналисты назвали «законом Апанасенко-Хориняк». В апреле 2015 Минздрав утвердил порядки оказания паллиативной помощи взрослым и детям. В декабре 2015 года Алевтина Петровна, овдовевшая в 1996, вторично вышла замуж. Сейчас они вместе с мужем работают волонтерами — оказывают посильную помощь в строительстве дома молитвы евангельских христиан — баптистов. Две ее внучки живут в Красноярске, третья учится в Москве на дизайнера. Несколько лет назад у Алевтины Петровны появился правнук. Осенью она собирается пойти на курсы компьютерной грамотности — врачи из Москвы подарили ей компьютер. Пациенты по-прежнему звонят ей и просят о помощи. «Проблем с обезболиванием все равно много», — признается она. Фармакологи поликлиник зачастую не хотят выписывать обезболивающее. Если препарат не выписан, участковый врач не может его назначить. Кое-кто объясняет нежелание адекватно купировать боль медико-экономическими стандартами, малым весом пациента и другими экзотическими причинами. Чтобы отстоять интересы больных, Алевтина Хориняк идет на прием к руководству поликлиник, звонит в Минздрав. Иногда Алевтину Петровну приглашают на телевидение. Недавно она участвовала в передаче, посвященной делу Елены Мисюриной. «Я считаю, не надо устраивать судебные марафоны, — говорит она. — Это ничего не даст, кроме дохода адвокатам. А судьи все равно оправдают даже виновного человека, если у него крепкое положение. И засудят невиновного, если за него некому заступиться. Я думаю так: если врач сделал ошибку, грубую ошибку, пострадал больной, надо лишить его права заниматься врачебной деятельностью на год-два. Как водителей лишают прав за нарушения. Потом пусть переучивается, получает сертификат. Тогда останутся только те, кто любит эту работу и хочет работать. А кто терпеть ее не может, не пойдет больше в медицину после того, как его отстранят. Думаю, не надо уголовных статей. Если будут уголовные статьи, найдутся и прецеденты».




© Алла Астахова.Ru