Людмила Сухомлинова: Все, кто хоть самым краешком был связан с оказанием помощи пострадавшим в Армении, были едины в своем добровольном порыве

30 лет назад боль разрушительной катастрофы в Армении стала нашей общей бедой. О трагических подробностях первых дней после землетрясения, когда пострадавшие из Спитака стали поступать в московские больницы, рассказывает Людмила Сухомлинова, в то время — заведующая отделением реанимации в ГКБ№7.

Людмила Сухомлинова, в в 1977-1993 годах заведующая отделением реанимации в ГКБ№7.

Вспоминая страшные события тридцатилетней давности, память, в первую очередь, возвращается не к профессиональным особенностям, а к тому страшному эмоциональному потрясению, которое было при непосредственном контакте с пострадавшими и их выжившими родственниками. Каждому лечебному учреждению Москвы в те дни досталась лишь небольшая толика всей страшной трагедии. В тот день была обычная «рабочая» суббота с подробным обходом всей больницы главным врачом и сопровождающими его лицами. Руководство всех отделений на рабочих местах в ожидании его завершения. И вдруг телефонограмма «Ждите первые самолеты с пострадавшими». Первый борт, конечно, в ближайшую к Домодедово многопрофильную больницу, то есть, в ГКБ № 7. Включается обычная организация подготовки коек.

То, что мы увидели, когда в приемное отделение стали вкатывать первые каталки с пострадавшими, а на подъезде к приемному отделению стояла очередь санитарных машин,  не поддается описанию даже для видавших виды сотрудников. Пострадавшие самой разной степени тяжести, в основном тяжелые, предтерминальные… Обезумевшие от горя, почти все неадекватные, сопровождающие. Крики. Страшные остановившиеся глаза… Классическая медицинская сортировка. В первую очередь в реанимацию. Следом рвутся родственники с криками — «Он (она) у меня один остался, погибла вся семья. Убью, если не спасешь». Или отец единственного оставшегося в живых сына, который сел в кресло и с безумными глазами, не произнося ни звука, клочьями вырывал из головы седые волосы. Одна за другой подобные сцены стоят перед глазами во всех трагических подробностях вот уже тридцать лет.

В отделение к этому времени к дежурной бригаде подтянулось первое вызванное подкрепление. Мне кажется, что мы работали молча, обмениваясь только необходимыми фразами, настолько огромным было потрясение. Практически все, поступившие к нам, были с явлениями полиорганной недостаточности на фоне синдрома длительного сдавления и перенесенного переохлаждения. Но еще нужны были силы и какие-то особые слова, чтобы выйти к тому мужчине, который грозил смертью за погибающего племянника (подросток умер через 30-40 минут после поступления в отделение). Лучше бы он продолжал угрожать, чем увидеть картину его безысходного горя. В течение всех последующих 12-14 дней было множество и горьких, и светлых событий. В лечебно-реанимационные подробности вдаваться не буду. Скажу лишь одно — некоторые, единственно возможные, пособия проводились «на грани фола». За эти дни мы потеряли двух больных и у двух или трех были ампутированы конечности. Все пишут об основных методиках, но еще никто не вспомнил, с каким напряжением работал персонал не только лечебных, но и иных отделений, например, отделений заготовки и переливания крови. Большое отделение в нашей больнице работало почти круглосуточно. Вначале забирая кровь у добровольных доноров из длинной очереди желающих помочь, потом перерабатывали ее в нативную или свежезамороженную плазму. В этом мы совсем не испытывали дефицита. Без их незаметной работы вряд ли удалось бы сделать то, что удалось сделать. Да и все, кто хоть самым краешком был связан с оказанием помощи пострадавшим в Армении, были настолько едины в своем добровольном порыве, чего мы не видели никогда, ни до, ни, пожалуй, позже. Основной персонал практически жил в отделении все первые дни.

Есть еще один, казалось бы, незаметный момент, врезавшийся в память, — это реакция пациентов больницы на страшную трагедию  людей, которые сопровождали пострадавших. Они прилетели, не имея ничего — ни еды, ни сменной одежды, ни какой-либо мелочи. Под руководством главной медсестры больницы в холле и всех свободных помещениях приемного отделения (больница, конечно, была закрыта для обычных пациентов) с помощью ходячих больных развернули места для отдыха измученных людей. А женщины из двух гинекологических отделений больницы собрали все имеющиеся у них продукты, фрукты, соки и все это принесли в приемное. Те или иные знаки внимания к людям, пережившим эту страшную трагедию, в самых разных проявлениях продолжались в течение всего времени до перевода пациентов уже в иные «плановые» учреждения для дальнейшей реабилитации или выписки. Можно много писать о профессионализме специалистов, но нельзя не вспомнить самое главное — это обычный, по тем временам, «человеческий фактор».

© Алла Астахова.Ru