По койкам — 2
Нелли Найговзина: Сокращение коек с целью оптимизации расходов не является эффективным механизмом
Все последние годы наше здравоохранение живет под знаком сокращения коек. Минздрав считает, что так можно сделать траты на здравоохранение более эффективными. Врачебные и пациентские сообщества давно критикуют эту меру. Однако сейчас к ним, похоже, присоединяются крупнейшие специалисты в области организации российского здравоохранения. Заведующая кафедрой организации здравоохранения МГМСУ Нелли Найговзина много лет проработала в аппарате правительства, в Экспертном управлении президента Российской Федерации и только в августе этого года ушла в отставку. На прошедшей недавно Пятой международной научно-практической конференции «Оценка технологий здравоохранения: повышение эффективности работы медицинской организации» она рассказала, почему ни сэкономить, ни провести сокращение коек без потерь доступности лечения не получилось.
Сценарии сокращения коек в российских больницах начали строить в 2013. «За базовый сценарий мы взяли постановление правительства 2012 года, в основу которого была заложена статистика 2011 года», — говорит Найговзина. Сначала планировали сократить 222 тысячи коек. «Поскольку программа принимается на три года, и параметры на 2015 год в 2012 были приблизительными, они потом уточнялись в 2014 году, когда запланировали сократить меньше коек — всего 205 тысяч». Чтобы медицинская помощь была по-прежнему доступной для пациентов, планировали снизить длительность стационарного лечения, увеличить длительность работы койки в течение года, увеличить на 20 процентов объем медицинской помощи в стационарах дневного пребывания, доведя ежегодное количество пролеченных там больных до 10 миллионов.
Через три года, в 2015, посмотрели, реализовались планы или нет. «28 субъектов сократили 10-15 процентов коек, 15 субъектов — 15-20 процентов. Москва сократила 27 процентов коек, Карелия — практически 30 процентов». 75 процентов от структуры сокращенного коечного фонда составили койки центральных районных больниц и городских больниц.
Однако длительность работы койки за это время не выросла. «В Англии койка работает в среднем 329,6 дня в году. Они считают эту цифру оптимальной. В Германии койка работает 284 дня. Мы хотели достичь показателя 332 в год». На практике вышло иначе. В России, по данным 2016 года, длительность работы койки в течение года составляет 317,6 дня. «У нас эта цифра снижается, и за эти годы снизилась на 7,1 дня».
Довести количество больных в стационарах дневного пребывания до 10 миллионов не получается до сих пор. «В 2015 году пролечено 29 миллионов пациентов, — сказала Найговзина. — В стационарах дневного пребывания 9,8. И даже в 2017 году пока не вышли на параметры, планируемые на 2015 год по стационарам дневного пребывания».
Длительность лечения в стационаре сократилась на 2,2 дня, но по-прежнему составляет 11,1 дня, что гораздо выше, чем в развитых странах.
Может быть, с сокращением коек улучшилась производительность труда врачей? «Мы посчитали такой показатель — соотношение числа должностей врачей и коек, чтобы посмотреть хотя бы как-то отражение производительности труда. У нас за эти годы сократилось 6 тысяч занятых должностей врачей и 237 тысяч коек. На одну занятую должность врача в 2008 году было 4 койки, а сейчас 3,2 койки». То есть, производительность уменьшилась.
Главный вопрос: произошла ли за счет сокращения коек оптимизация расходов средств на оплату стационарной помощи? «Для чего мы проводили все эти сложные расчеты? Какие бы сценарии мы ни создавали, выводы — они совпадают, они одинаковые, к сожалению. И если мы посмотрим при сокращении коек по годам, сколько удалось оптимизировать средств, и по расходам на стационарную помощь в рамках программы госгарантий, это составляет от 1,38 до 3,28».
В общем, ни сэкономить, ни провести сокращение коек без потерь доступности лечения не получилось. Но койки продолжают сокращать.«Мы должны за 2018 год сократить 74 тысячи коек». Для этого нужно уменьшение средней длительности лечения, увеличение среднего числа дней работы койки в году. «Параметры очень жесткие. 333 — число дней работы койки в году. 11,5 дней — длительность лечения, — говорит Найговзина. — Если мы возьмем плановую цифру 2018 года, 74 тысячи, мы могли бы за счет того, чтобы довести длительность работы койки до 330, 31 тысячу коек сократить. А если бы мы воздействовали на другой показатель, на длительность лечения, нам надо было сократить его до 9,7. Это очень большой шаг. И в условиях невысокой ресурсоемкости системы стационарной помощи он очень сложный».
Какие существуют ограничения? Прежде всего по количеству дней работы койки в году. «Наши английские коллеги провели исследования и установили, что занятость койки менее 310 дней дает 0 процентов вероятность отказов. Если койка работает 329 дней в году, вероятность отказов один процент. Мы пересчитали это на наши цифры, получилось 6 тысяч пациентов. А если койка работает 365 дней в году, вероятность отказов определяется в 19 процентов. Это 114 тысяч пациентов».
Важное препятствие — состояние российских дневных стационаров. «Приоритет у нас до сих пор имеют амбулаторные учреждения. Поэтому очень трудно из стационара сразу перевести пациента в стационар дневного пребывания в поликлинике. И по квалификации, и по оснащенности, и по другим причинам».
«Мы сравнили ресурсное обеспечение медицинской помощи в 2017 году с зарубежными странами. И получается, что рентгеновских аппаратов у нас больше, но это уже уходящее оборудование. Оно потихоньку будет сокращаться и заменяться. А вот по компьютерным томографам, по МРТ, по ПЭТ, по ангиографам мы значительно отстаем». Еще одно ограничение — динамика внутрибольничной летальности, которая в России имеет положительный тренд.
Таким образом, «сокращение коек с целью оптимизации расходов не является эффективным механизмом мобилизации ресурсов», — делает вывод Нелли Найговзина. — Перемещение объемов медицинской помощи на амбулаторный этап и стационар дневного пребывания недостаточно и требует и изменения нормативной базы, и другой мотивации».
При анализе коечного фонда здравоохранения нужно учитывать обеспеченность социальными койками. «Мы отдельно обсуждаем койки больничные, койки социальные, но если посмотреть на них в совокупности, то у нас соотношение больничных коек и социальных коек противоположное тому, что есть в зарубежных странах».
И вообще, стоит поближе присмотреться к опыту других стран. «Есть резкий перевод больных из медицинской сферы в социальную, — говорит Наговзина. — Кто резко закрывал койки, всем пришлось открывать. Об этом много говорится в литературе, поэтому эти шаги должны быть очень аккуратные, осторожные». Нужно определить, что такое социальная помощь, соцобслуживание, с сегодняшней точки зрения. Необходимо установить требования к работе федеральных коек и стандартизировать, а также интенсифицировать работу вспомогательных служб. Необходимо помнить, для чего мы все это делаем — для повышения производительности труда врачей. Но производительный труд может быть только мотивированным. Он не может заканчиваться штрафными санкциями. Ну, а чтобы не пострадал конечный потребитель, пациент, в программу госгарантий, по мнению Нелли Найговзиной, необходимо включить раздел, реализующий права гражданина.
То есть, пока человек занимал высокую должность он с легкостью оправдывал происходящее, но как только лишился должности — тут как тут открылась правда!?
Да, прозревают многие)
Приятно что среди бывших чиновников есть люди дружащие с математикой!
Найговзина вообще большая умница, контактировали с ней в бытность её работы в аппарате Правительства и моей в ФМБА
Можно, конечно, это всё читать, соглашаться или нет, анализировать, но сразу смущает первое же допущение «по данным статистики за … год». Судя по отчётам Счётной палаты, у нас медицина вообще процветает и в деньгах купается. Приходит пациент на операцию, ему говорят по квоте очередь на 2 года, ну что делать, идёт платно. А статистика отражает тот факт, что пациент по собственной инициативе отказался от бесплатной услуги в пользу платной! Следовательно, бесплатные нужно сокращать. Как можно планировать что-либо при такой людоедской методологии подсчёта?!
Противно читать статистический БРЕД. Либо не бред а сознательную ложь (а полуправда или замалчивание — это особенно мерзкая ложь) — тогде еще более противно. Пусть она сначала скажет — ГДЕ «ВТОРАЯ МЕДИЦИНА»? Все супер-интенсивные системы западной медпомощи с круглогодично работающими койками — основаны на мощнейших системах РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ МЕДИЦИНЫ, куда есть возможность планово переложить оперированного на седьмой день после операции или на пятый после инсульта или на пятнадцатый после попытки суицида. Где эти сотни тысяч коек и сотни тысяч специалистов (сестёр, физиотерапевтов, врачей, соц.работников, психологов) по реабилитации, готовых перенять на себя нагрузку — разгрузив острую медицину и освободив койки для следующих. Вот это логическое звено, то что в супер-интенсивных западных мед.системах ВСЕГДА существуют примерно равные по объёму коечного фонда системы «второй медицины», т.е. реабилитации — оно в рассуждениях как действующих так и бывших мед. чиновников постоянно исчезает. И про «третью медицину» — дома интенсивного уходя для хронически тяжелых пациентов тоже ничего в статистиках не звучит… А жаль. Было бы интересно узнать сколько государственных коек для реабилитации пациентов с тетрапарезом после инсульта или кто обеспечивает жизнедеятельность пациента в коме, на аппаратном дыхании и сколько коек готовы принять пациента на 7 — 10 день после операции ТЭП головки бедренной кости, с еще не снятыми скобками, на интенсивную программу реабилитационную трёхнедельную с целью — пациент должен выйти собственными ногами и большая часть БЕЗ костылей? Вот это было бы интересно всё услышать, а не отвлеченные математические выкладки без привязки к реальности.
Койки под флагом переноса упора со стационарной помощи на амбулаторную усердно резали с 90-х. Только вместо переноса — просто резали, всеми силами и способами. Амбулаторная-то не развивалась компенсаторно (а в этом десятилетии — даже хирела). В конце концов это настойчивое некомпенсируемое сокращение превратилось в самоцель, а в указанный период — в безумное уничтожение.
И вот эти самые люди, что всё это устраивали, до сих пор без тени смущения рассуждают о цифирях. Они совершенно уверены, что отвечать не придётся. Не перед кем скоро будет.