Людмила Кондрашова: За каждого диализного пациента идет жестокая сеча. Но не на пользу пациентам — их просто запугивают

Лет десять назад в России был такой вид смертного приговора — отказ больному с хронической почечной недостаточностью в предоставлении места на диализе. Мест катастрофически не хватало, те, кому не посчастливилось попасть на диализ, умирали. Сейчас другая ситуация: диализных центров появилось много. Деньги ОМС идут за пациентом, поэтому за каждого больного начинается настоящая борьба. Однако конкуренция в сочетании с дегуманизацией медицины приводит к печальным результатам. Пример — история, которая недавно произошла в Больнице скорой медицинской помощи Новотроицка. Об этом рассказала мне Людмила Кондрашова, председатель общественной организации«НЕФРО-ЛИГА».



— Людмила Михайловна, что случилось в Новотроицке? 

— О ситуации я узнала от лидера нашей организации в Оренбургской области Инги Заворотной. Ей позвонили пациенты с жалобой на то, что в диализном центре БСМП Новотроицка сломалась водоочистка. Больные остались без диализа. Выяснилось, что инженер, который должен был заняться ремонтом, в отпуске, заведующая тоже в отпуске. Нам сказали, что человек, который может починить водоочистку, приедет к вечеру следующего дня. Одна из активных пациенток позвонила на горячую линию Минздрава. Ей посоветовали подать письменное обращение.

— Минздрав обязан ответить на обращение в течение 30 дней. Притом, что отмена трех процедур диализа может привести к смерти… 

— Я так и сказала — пишите. Через 30 дней, положенные по закону для ответа, ваши родственники отнесут ответ Минздрава вам на могилку. В общем, времени не было. Нужно было срочно что-то предпринять. Я позвонила в диализный центр в Орске, в восьми километрах от Новотроицка. Это частный центр, который работает  по ОМС в рамках частно-государственного партнерства — сейчас в России это распространенная практика. В Орске сказали, что проведут процедуру диализа всем пациентам, которым это нужно, не вопрос. Им достаточно иметь с собой полис ОМС и паспорт. Однако из 43 диализных пациентов до Орска доехали только 6 человек. Остальные просто испугались.

— Испугались чего? Что их не возьмут обратно? 

— Их неоднократно предупреждали, что, если они попробуют перейти на диализ в частный центр в Орск, им впоследствии откажут в госпитализации в муниципальную больницу.



— Это законно? 

— Конечно, нет. Но люди были запуганы. В общем, они ждали диализа в БСМП, потом, когда водоочистку починили и оказалось, что всем провести процедуру не удастся, их собирались отвезти за 56 километров в муниципальный диализный центр в Медногорск, только бы не отдавать частникам. А представителя нашей организации Ингу Заворотную впоследствии  обвинили в том, что она получает деньги от зарубежной компании и порочит отечественное оборудование — анонимная запись об этом на какое-то время появилась на местном новотроицком ресурсе. Более того, Ингу пытались не пустить на встречу пациентов с главврачом БСМП, которая состоялась после этой истории. И только при вмешательстве местного Минздрава ей разрешили прийти на это собрание.

— Что-то непохоже, чтобы приоритетом БСМП в этой истории были интересы пациентов… 

— Нынешняя история — типичная для тех российских регионов, где есть несколько игроков по части проведения диализа, но нет честной конкуренции. Мы муниципалов, в общем-то, понимаем. Большая часть денег, приходящих за диализ, формирует бюджет больниц.

— Сколько больница получает по ОМС за одну процедуру? 

— Тарифы в регионах разные. От 3400 рублей за процедуру до 8000. В Якутске и Ханты-Мансийске даже выше, было около 11 тысяч. Это хорошие деньги, учитывая, что пациенту в год проводят 144 диализа.



— Вы жаловались в Минздрав? 

— Жаловались, конечно. Минздрав начал говорить, что они возьмут под контроль эту ситуацию. Но министерству нет резона бить по головам своих главврачей. Кадров-то, в сущности, нет.

— Лет десять назад ситуация была другая. Диализных мест не хватало…

— За последние несколько лет благодаря частно-государственному партнерству в диализ пришло много компаний. Ведь это гарантированные деньги ОМС. При нынешнем кризисе платежей в медицине это одна из отраслей, где финансирование происходит более-менее регулярно — хотя не могу сказать, что стабильно и честно. Компаний много, а в регионах образовался профицит диализных мест. Правда, образовался не от хорошей жизни —  от того, что первичная выявляемость заболеваний почек очень плохая. Люди с этими заболеваниями часто умирают, не доходя до диализа. Если бы выявляемость была лучше, профицита не было бы. Но сейчас за каждого пациента идет жестокая сеча. В Подмосковье, кстати, тоже сеча, такая же ситуация в Приморье, в Волгограде. На самом деле диализ — это огромный бизнес. Не надо закрывать на это глаза и делать вид, что мы этого не знаем.

— Пациенты от такой конкуренции не выигрывают? 

— Я бы сказала, что относительно нормальная конкуренция в российских условиях присутствует только там, где есть два равных по весу диализных гиганта. Их возможности приблизительно одинаковые, качество диализа одинаковое. И тогда они начинают предлагать какие-то бонусы, дополнительные услуги, которые привлекали бы пациента в их центр, а не в другой. Но там, где не могут предложить пациентам ничего, да в принципе особо и не хотят, их просто запугивают. Если диализ муниципальный, как в этой больнице, им выкручивают руки: если уйдете, мы вас не госпитализируем, если что. Так и умрете в своем амбулаторном центре.

— То есть, больницы рассматривают их практически как собственность, расходный материал? 

— В российской медицине есть немало областей, где такое встречается. Пациенты диализа — наиболее запуганная и униженная категория больных. Они зависят от наличия аппаратов, от качества расходных материалов, от персонала, от врача, который их ведет. Причем зависят постоянно, потому что процедура фактически реанимационная. Три пропущенных диализа — и, считай, ты мертв. Но абсолютная власть над жизнью и здоровьем человека развращает.



© Алла Астахова.Ru